Дело Екатеринбурга. Сытое духовенство против голодного пролетариата
85 лет назад революционный трибунал решал судьбу епископа и протоиерея, которые противились изъятию церковных ценностей в пользу государства.
Редакция ЕТВ продолжает серию публикаций, посвященных громким судебным процессам Екатеринбурга, которые в свое время занимали умы горожан и активно освещались в прессе. На этот раз нашими героями стали не безызвестные личности: епископ Екатеринбургский и Ирбитский Григорий Яцковский и протоиерей благочинный ирбитских церквей Александр Анисимов. Обоих обвиняли в том, что они противились изъятию церковных ценностей в помощь голодающим. Плюсом к этому, отцу Григорию пришлось отвечать перед пролетарским судом за свою связь с белочехами и Колчаком во время Гражданской войны.
Доказательств у обвинения было немного. А вот желания наказать «экземпляры духовенства» — в достатке. По уровню риторики товарищей прокуроров это дело 1923 года напоминает сегодняшние процессы над теми, кто оскорбил религиозные чувства верующих. Только тогда на скамье подсудимых были священники.
Но обо всем по порядку.
« Сравнил Колчака с Моисеем»
Суд над Григорием Яцковским и Александром Анисимовым сделали открытым. Желающих попасть на процесс было так много, что властям пришлось выпустить специальные билеты, которые нужно было покупать. Для тех же, кто не попал в ряды зрителей, «Уральский рабочий» подробно, не скупясь, описывал весь ход процесса. Эту газету мы и возьмем в свидетели тех событий зимы 1923 года. Итак, «Уральский рабочий» писал:
«В заседании Екатеринбургского Губвоентрибунала началось
слушание дело бывшего Екатеринбургского и Ирбитского архиепископа Григория — по
обвинению в контрреволюции, содействии международной буржуазии, и противодействии
изъятию церковных ценностей — и б. благочинного церквей гор. Ирбита протоиерея
А. Анисимова — также по противодействию изъятию ценностей в Ирбите.
Протоиерей Анисимов первоначально был привлечен к делу еп. Григория лишь как свидетель, и только в порядке следствия выяснилось необходимость возбуждения обвинения и против него».
Фото: МИЕ
Из обвинительного заключения: «Епископ Григорий в
1918–1919 годах восстанавливал общественное мнение против большевиков: он
устроил демонстрацию в виде крестного хода, причем произнес проповедь о
значении веры для крепости и силы государства Российского; выезжал в
Березовский завод для укрепления и утешения пострадавшего от «красных»
населения; принимал участие в чествовании «освободителей» Екатеринбурга;
участвовал в торжественной встрече адмирала Колчака, сравнил его в своей
проповеди с Моисеем, который вел свой народ в землю обетованную.
Второй обвинение — в противодействии производящемуся на основании декрета ВЦИК изъятию церковных ценностей. Еп. Григорий во время компании по изъятию вел двойственную политику, говоря гражданским властям о полном своем согласии с декретом, а верующим предлагал поступать по своему усмотрению. Он стоял на платформе 2-го воззвания патриарха Тихона, запрещавшего сдавать целый ряд церковных ценностей; и распространял это контрреволюционное воззвание по епархии, сознавая в то же время, что оно может вызвать на местах недоразумения.
Граждан, привезших для сдачи пожертвованные Каслинскими верующими вещи еп. Григорий завернул обратно, а священнику того же завода Д. Голубятникову пригрозил запрещением служения за то, что тот изъял эти вещи самовольно.
Не менее деятельным противником изъятия ценностей явился второй обвиняемый — Ирбитский благочинный протоиерей Анисимов. Он убедил прихожан не только не сдавать ценности добровольно, но отказался так же и от выборов своих представителей в производящие изъятие комиссии».
« Огромный, грузный… словно покрылась плесенью его душа»
Суд над священниками внешне, формально не выглядел людоедской расправой над классовыми врагами, как это может показаться, если смотреть из дня сегодняшнего. Все-таки 1923 год — это эпоха НЭПа, а не время репрессий, не черный 37-й. В том числе поэтому отец Григорий был вправе высказывать свои мнения по ходу процесса. А журналисты «Уральского рабочего» не упускали возможность едко поиронизировать (в меру своего разумения, конечно же) над выступлениями епископа. Тогдашние репортеры писали:
«Едва ли есть в евангелиях и
прочих »божественных» книгах еще одна фраза, которая была бы так затаскана: »несть власть аще не от бога».
Удобная, мягкая упругая, как архиерейское брюшко, эта фраза употребляется всяким архипастырем, когда ему нужно дать ответ на прямой вопрос:
— Служил реакции?
На этом иезуитском и, вместе с тем, наглом построении и строит свою защиту отец Григорий. Архиерей — фигура достаточно колоритная, хотя и без особых отличительных черт. Внешне — высокий, грузный, здоровый, не смотря на свои 56 лет.
Точная копия с трафаретного типа, красующегося на плакатах».
Карикатура: Окна РОСТА
Стоит заметить, что 1923 год — это время, когда в Советская республика только вышла из Гражданской войны. В стране — голод. Поэтому, чтобы запачкать негативом отца Григория, журналист «Уральского рабочего» упирал в описании на особенности его фигуры:
«Даже попытка разыграть великомученика не удалась.
Во-первых, зал нисколько не был настроен принимать Григория за великомученика.
Во-вторых… брюшко архиерея так упруго переваливалось через спинку стула, на
который он опирался, что никто не поверил бы, что перед вами великомученик. Внутренне-духовный сын патриарха Тихона, змеино-увертливый,
елейно-лицемерный. Опираясь животом о спинку стула или прохаживаясь в перевалку
по сцене, архиерей заявляет суду:
— Раз власть была белая, нужно было услуживать. Ничего не поделаешь. Если б большевики пригласили им молебны служить — пожалуйста, пошел бы. Какая власть — это уже другой вопрос.
— Освящал ли чешские знамена? Да. Но что тут плохого? Раз существуют знамена, нужно освящать.
Совсем уже обиженно-недовольно голос архиерея звучит, когда он говорит о показаниях свидетеля обвинения, священника Голубятникова:
— Наверное, имеет что-нибудь личное против меня».
«Запальчивостью и раздражением прорывался спокойный голос архиерея, когда ему говорят о царях, о том, что они душили народ.
— Душили? Но ведь они собрали эту Россию от моря до моря.
Огромный, грузный, стоит архиерей и бросает старые-старые, давно изжитые слова. Он не хочет, не может понять, как можно говорить без почтения о старых монархических учреждениях, о князьях церкви.Словно покрылась плесенью его душа и не видел он великой и грозной переоценки ценностей.
Впрочем, он, несомненно, менее наивен, чем хочет казаться.
Даже попытка разыграть великомученика не удалась. Во-первых, зал нисколько не был настроен принимать Григория за великомученика. Во-вторых… брюшко архиерея так упруго переваливалось через спинку стула, на который он опирался, что никто не поверил бы, что перед вами великомученик».
« Религия нужна не более чем соска взрослому человеку»
По законам того времени в деле Яцковского и Анисимова было два обвинителя: общественный и государственный (он же прокурор). Общественный обвинитель товарищ Васильев просто жег глаголом:
«Подсудимый Яцковский — из кулацкой семьи, из класса,
всегда бывшего оплотом самодержавия. Советская власть одинаково относится ко всякой церкви:
всякую религию она считает обманом темных масс. Скоро религия будет нам нужна
не более, чем соска взрослому человеку.
Оба подсудимых сознательно приняли участие в осуществлении
дьявольски задуманного плана — противодействовали изъятию церковных ценностей.
Оба — виновны. К обоим должна быть применена мера наказания, которая применяется к врагам класса.
Нужно обезопасить от них общество — воздать каждому по заслугам».
Карикатура журнала « Безбожник».
От общественного обвинителя Васильева не отставал и его государственный коллега — товарищ Покровский. Вот как его цитирует «Уральский рабочий»:
«Документы, относящиеся к периоду Колчака неопровержимо
доказывают, что при всем кажущемся равнодушии к власти, Яцковский мечтал о
восстановлении православной России. Доказанные документами его действия — несомненная пропаганда
в пользу международной буржуазии и ее наемника Колчака.
Благословляя заговор — он содействовал его
организации.
Анисимов — фигура поменьше. Он испугался патриарха.
Т. Васильев прав — эти люди опасны».« Красный трибунал должен быть трибуналом милости!»
На епископа Григория Яцковского и благочинного Александра Анисимова работали в суде два адвоката — Лубяновский и Калашников. Защитники не стали подходить к делу формально, а утроили из процесса шоу. Вот что писал об этом «Уральский рабочий»:
«Гр. Лубяновский просит трибунал устранить страсти и
уделить равное внимание обеим сторонам. Перечисляя факты, на которых покоится обвинение, т. Лубяновский
считает их недостаточными, частью недостоверными. Обвинению приходится гадать.
— Не будьте без нужды жестоки, — обращается т. Лубяновский
к судьям, — не ищите контрреволюции там, где ее нет. Докажите, что пролетарский
суд справедлив.
Гр. Калашников отметил, что из всего материала, обвиняющего прот. Анисимова
нельзя усмотреть призыва к неисполнению распоряжений власти. Свидетели в один
голос показали, что он не только не призывал к противодействию изъятию [церковных ценностей — прим. ЕТВ], но и принципиально с ним соглашался. Тактика «уклонения» — единственный выход из того тяжелого положения, в котором он
оказался.
Гр. Шигаев, констатируя, что обвинение ударилось в агитацию, что оно обрушилось
не на личности подсудимых, а на весь их класс — духовенство — предостерегает трибунал:
— Оба подсудимые вышли из простого народа. Прошли те
времена, когда власть боялась уколов. Милость! Милость! Милость! Красный трибунал
должен быть трибуналом милости (Продолжительные аплодисменты).
Обвинитель тов. Покровский:
— Защита, идя по следам своих подзащитных сама их губит!
Обвинитель тов. Васильев:
— Я протестую против причисления архиепископа Григория к »убогому и забитому» деревенскому духовенству».
Фото: petrovhram.ru
Интересно, что выступление защитника Шигаева настолько задело публику, что в ответ на его слова «Уральский рабочий» опубликовал гневную заметку за подписью «Зритель». Так вот этот Зритель пишет:
«Гр. Шигаев взывал к какой-то высшей справедливости пролетарского суда и хотел, чтобы он распространил свою великую милость на этих двух «нищих» и «убогих» экземпляров духовенства, мешающих советской власти изъять часть ненужной роскоши в пользу голодающих.
Адвокатский трюк гр. Шигаева нашел себе отклик лишь в сердцах обывателя, остававшегося сытым, когда другие голодали, да в сердцах «матушек» и «батюшек», пробравшихся на суд».
« Защитник прав: нас судят за то, что мы священники»
Перед тем как вынести приговор Григорию Яцковскому и Александру Анисимову дали высказаться. Последние слова священников, которые не признали своей вины, «Уральский рабочий» приводит довольно скупо:
«Подсудимый Яцковский считает, что если служение Тихону и Советской власти несовместимо, то защитник прав: «Нас судят за то, что мы священники. Я сам себя воспитал, отец не тратил на меня ни копейки. Я всегда и везде говорил правду открыто и прямо, не страшась возможных последствий этого».
Подсудимый Анисимов, повторяя, что сознательным противником советской власти не был и не будет, просит трибунал не уподобляться деспотическому суду прежних времен».Заканчивается сдубный репортаж «Уральского рабочего», как обычно бывает в этом жанре, — приговором:
«После пяти с половиной часов совещания трибунал объявил приговор:
Яцковский приговорен к 5 годам строгой изоляции; Анисимов — к 3 годам. С применением
к ним амнистии [причем амнистия была объявлена в честь пятилетия Октябрьской революции — прим. ЕТВ] сроки сокращены: Яцковскому — до 3 лет 4 месяцев, Анисимову — до
1 года».
