«Сравнил Колчака с Моисеем»
Протоиерей Анисимов первоначально был привлечен к делу еп. Григория лишь как свидетель, и только в порядке следствия выяснилось необходимость возбуждения обвинения и против него».
Фото: МИЕ
Второй обвинение — в противодействии производящемуся на основании декрета ВЦИК изъятию церковных ценностей. Еп. Григорий во время компании по изъятию вел двойственную политику, говоря гражданским властям о полном своем согласии с декретом, а верующим предлагал поступать по своему усмотрению. Он стоял на платформе 2-го воззвания патриарха Тихона, запрещавшего сдавать целый ряд церковных ценностей; и распространял это контрреволюционное воззвание по епархии, сознавая в то же время, что оно может вызвать на местах недоразумения.
Граждан, привезших для сдачи пожертвованные Каслинскими верующими вещи еп. Григорий завернул обратно, а священнику того же завода Д. Голубятникову пригрозил запрещением служения за то, что тот изъял эти вещи самовольно.
Не менее деятельным противником изъятия ценностей явился второй обвиняемый — Ирбитский благочинный протоиерей Анисимов. Он убедил прихожан не только не сдавать ценности добровольно, но отказался так же и от выборов своих представителей в производящие изъятие комиссии».
«Огромный, грузный… словно покрылась плесенью его душа»
Удобная, мягкая упругая, как архиерейское брюшко, эта фраза употребляется всяким архипастырем, когда ему нужно дать ответ на прямой вопрос:
— Служил реакции?
На этом иезуитском и, вместе с тем, наглом построении и строит свою защиту отец Григорий. Архиерей — фигура достаточно колоритная, хотя и без особых отличительных черт. Внешне — высокий, грузный, здоровый, не смотря на свои 56 лет.
Точная копия с трафаретного типа, красующегося на плакатах».
Карикатура: Окна РОСТА
— Раз власть была белая, нужно было услуживать. Ничего не поделаешь. Если б большевики пригласили им молебны служить — пожалуйста, пошел бы. Какая власть — это уже другой вопрос.
— Освящал ли чешские знамена? Да. Но что тут плохого? Раз существуют знамена, нужно освящать.
Совсем уже обиженно-недовольно голос архиерея звучит, когда он говорит о показаниях свидетеля обвинения, священника Голубятникова:
— Наверное, имеет что-нибудь личное против меня».
«Запальчивостью и раздражением прорывался спокойный голос архиерея, когда ему говорят о царях, о том, что они душили народ.
— Душили? Но ведь они собрали эту Россию от моря до моря.
Огромный, грузный, стоит архиерей и бросает старые-старые, давно изжитые слова. Он не хочет, не может понять, как можно говорить без почтения о старых монархических учреждениях, о князьях церкви.Словно покрылась плесенью его душа и не видел он великой и грозной переоценки ценностей.
Впрочем, он, несомненно, менее наивен, чем хочет казаться.
Даже попытка разыграть великомученика не удалась. Во-первых, зал нисколько не был настроен принимать Григория за великомученика. Во-вторых… брюшко архиерея так упруго переваливалось через спинку стула, на который он опирался, что никто не поверил бы, что перед вами великомученик».
«Религия нужна не более чем соска взрослому человеку»
Оба — виновны. К обоим должна быть применена мера наказания, которая применяется к врагам класса.
Нужно обезопасить от них общество — воздать каждому по заслугам».
Карикатура журнала «Безбожник».
Анисимов — фигура поменьше. Он испугался патриарха.
Т. Васильев прав — эти люди опасны».«Красный трибунал должен быть трибуналом милости!»
Гр. Калашников отметил, что из всего материала, обвиняющего прот. Анисимова
нельзя усмотреть призыва к неисполнению распоряжений власти. Свидетели в один
голос показали, что он не только не призывал к противодействию изъятию [церковных ценностей — прим. ЕТВ], но и принципиально с ним соглашался. Тактика „уклонения“ — единственный выход из того тяжелого положения, в котором он
оказался.
Гр. Шигаев, констатируя, что обвинение ударилось в агитацию, что оно обрушилось
не на личности подсудимых, а на весь их класс — духовенство — предостерегает трибунал:
— Оба подсудимые вышли из простого народа. Прошли те
времена, когда власть боялась уколов. Милость! Милость! Милость! Красный трибунал
должен быть трибуналом милости (Продолжительные аплодисменты).
Обвинитель тов. Покровский:
— Защита, идя по следам своих подзащитных сама их губит!
Обвинитель тов. Васильев:
— Я протестую против причисления архиепископа Григория к „убогому и забитому“ деревенскому духовенству».
Фото: petrovhram.ru
«Гр. Шигаев взывал к какой-то высшей справедливости пролетарского суда и хотел, чтобы он распространил свою великую милость на этих двух „нищих“ и „убогих“ экземпляров духовенства, мешающих советской власти изъять часть ненужной роскоши в пользу голодающих.
Адвокатский трюк гр. Шигаева нашел себе отклик лишь в сердцах обывателя, остававшегося сытым, когда другие голодали, да в сердцах „матушек“ и „батюшек“, пробравшихся на суд».
«Защитник прав: нас судят за то, что мы священники»
«Подсудимый Яцковский считает, что если служение Тихону и Советской власти несовместимо, то защитник прав: „Нас судят за то, что мы священники. Я сам себя воспитал, отец не тратил на меня ни копейки. Я всегда и везде говорил правду открыто и прямо, не страшась возможных последствий этого“.
Подсудимый Анисимов, повторяя, что сознательным противником советской власти не был и не будет, просит трибунал не уподобляться деспотическому суду прежних времен».Новое и интересное
