Дело Екатеринбурга. Профессор, а ведь вы — иностранный шпион!

ЕТВ продолжает рассказывать о громких судебных процессах, за которыми в разные годы следили жители Екатеринбурга. На этот раз наша история — о деле профессора Модеста Клера, сына Онисима Клера, основателя Уральского общества любителей естествознания.

Модест Клер был экспертом по геологии и палеонтологии. Преподавал в Женевском и Киевском университетах, Донском политехе, а с 1918 года — в Уральском горном университете. Параллельно с этой работой он консультировал Уральскую платиновую компанию. Позже Клер сотрудничал с французской миссией Красного креста, сотрудники которой доставили в наш страдающий от голода край гуманитарную помощь. В это самое время, на излете гражданской войны, власти Франции начали переговоры с советским правительством, желая взять в аренду месторождения уральской платины. И французы, через руководителя гуманитарной миссии Жильбера Дюлонга обратились за консультацией к Модесту Клеру. И он ее предоставил, используя весь свой богатый опыт.

Модест Клера арестовали и предъявили обвинение в шпионаже. А перед судом журналисты «Уральского рабочего» начали подогревать общественное мнение:

— На судебном процессе профессора Клера русская интеллигенция должна взглянуть до дна в бездну падения, куда могут свалиться ее представители. По отношению к Клеру все данные говорят, что он матерый агент французского капитала.

Когда Клер был арестован, несмотря на разъяснения ГПУ, ряд лиц, в том числе из профессоров, ходатайствовали об освобождении, доказывая, что обвинение против такого человека — абсурд. Советская власть сейчас не может дать своим профессорам и ученым, вообще своим работникам умственного труда всего того, чем их может прельстить буржуазия. Советскому государству позарез нужна интеллигенция. В будущем работники умственного труда будут поставлены в условия, о которых не снилось буржуазному обществу. Но сейчас интеллигенция должна пойти за Советской властью, повинуясь голосу той великой правды, которую несет освободительная борьба коммунистического пролетариата.

Кто этого не поймет, тот неизбежно попадет вольно или невольно в положение Клера, тот попадет под беспощадные удары Советской революционной законности, все такие будут раздавлены победоносной Революцией и над могилой их будет страшная всенародная эпитафия: «Будьте вы прокляты, продажные шкуры буржуазии».

Суд над Модестом Клером был открытым. Весь процесс над профессором разделили на две неравные части. И начали с разбора моральных качеств всех участников миссии Красного креста на Урале. Свидетели рассказывали о том, что люди, которые входили в круг Модеста Клера и отвечали за распределение гуманитарной помощи, присваивали себе продукты, обменивали их на вино и устраивали «пьяные оргии».

«Уральский рабочий», освещая процесс над Клером, подробно цитировал «пикантные свидетельства»:

«Свидетель врач Эцутис утверждает, что ксендз Будрис потчевал своих гостей краснокрестными консервами, галетами и проч. Ксендз Будрис частенько заглядывал к Дюлонгу и К. Участвовал и в знаменитой встрече Нового года. Той самой, во время которой участник пиршества „танцевали на руках и ногах“. В отношении пития духовный отец, по видимому, достигал поразительных результатов даже среди всех этих выдающихся рекордсменов питейного дела.
Ибо на вопрос суда:
— Выпивка изрядная была?
скромно ответствовал:
— Не скажу, чтобы очень изрядная.
— Пьянства, значит, не замечали?
— Тоже не замечал.
— А вы не задавались вопросом, что вот голод, школа бедная, а тут такие вечера устраиваются?
— Нет, я не задавался, этим вопросом, я не хотел вмешиваться в это частное дело».

«Бывший бухгалтер французской миссии удостоверяет, что члены миссии выписывали себе „изрядно“.
— По скольку?
— Муки пудов по 400. Консервов — ящиков по 50-60. Дома у них было всегда полно…
Был еще свой „личный“ склад, которым члены миссии распоряжались, минуя всякие бухгалтерии».

«Дает показания свидетельница Мария Деева, девица 27 лет, машинистка управления Округа связи. Деева познакомилась со знатными иностранцами в театре. Познакомила другая девица — Хомякова. И с первого же абцуга [тотчас, сразу же — прим. ЕТВ] обе тут же отправились с новыми знакомыми на квартиру. Они были приглашены „на стакан кофе“. Бедняжки конечно, не виноваты, что вместо стаканов с кофе перед ними оказались бокалы с шампанским. Допрашивают Дееву:
— Что вы скажете про Хомякову?
— Я могу только сказать, что она была в интимных отношениях с Дюлоном. Он ее материально хорошо снабжал.
— За что, за сожительство?
— Очевидно, да!
— А вы знали, что продукты эти переназначены для голодающих?
— Откуда я могла знать?»

Покончив с описанием «аморального портрета» как самого обвиняемого Модеста Клера так и его окружения, суд перешел а разбору обвинений по существу. «Уральский рабочий» писал:

— Сущность показаний бывшего председателя Уралплатины Г.И. Ломова сводится к следующему:

В 1924 году защита на суде (тем более, защита такого уважаемого в городе и на Урале человека, как Модест Клер) не была декорацией, которой станет через тринадцать лет. Опального профессора не побоялись поддержать на суде его коллеги.

Вот как о защите Модеста Клера в суде писал «Уральский рабочий»:

«Профессор Соболевский отзывается о Клере самым восторженным образом. Так же характеризует Клера и профессор Грум-Гржимайло.

Но последний пытается сменить роль свидетеля на роль контролера над пролетарским судом. Во-первых, он заявляет, что сам передавал за границу все, что находил нужным, не спрашивая ничьего разрешения, что никакой промышленной тайны вообще не существует и т. д. Во-вторых, выражает сомнение, имеются ли в распоряжении суда собственноручные письма Клера, доказывающие его виновность.

— Посадите меня судьей — я буду разбираться. Это еще надо доказать!

Обывательская часть публики громко аплодирует. Председательствующий объявляет, что за нарушение прядка все присутствующие арестуются после заседания на полчаса».

«Для доказательства того, что материалы, переданные Клером Дюлонгу, не были секретными, так как имеющиеся в них данные были оглашены в печати, защита ходатайствует об оглашении соответствующих литературных материалов.

После совещания суд постановляет: печатный материал приобщить к делу и передать на заключение экспертов для сравнения данных, заключающихся в них, с данными секретных документов, имеющихся в деле».

Речь обвинителя Бориса Васильева в суде над Модестом Клером была яркой, как на митинге. Он явно готовил ее для слушателей, столько в ней было обличительного пафоса. «Уральский рабочий» подробно передал слова прокурора:

«Я считаю безусловно доказанным то обстоятельство, что гр. Клер был выбран французскими капиталистами представлять их интересы, что он сам навязывался — и не ради прекрасных глаз, а само собой разумеется в расчете, что не будут забыты его материальные интересы.

Гр. Клер не только хотел, но и стал агентом французского капитала.

Представители защиты пытаются установить, что Клер передавал незначительные документы, что большинство этих документов не были секретными.

Плох тот шпион, который старается достать одни секретные документы. «Легальная» форма шпионажа и есть самая опасная.

А вот участие защиты Модеста Клера в судебных прениях журналист «Уральского рабочего» освятил гораздо суше:

«Защитники, речи которых заняли, в общем (считая и реплики), около шести часов, не сказали ровно ничего по существу обвинения. Первоначально, во время судебного следствия, защита всячески старалась доказать, что сведения, переданные Клером агентам французского капитала, не были секретными. После заключения экспертизы, удостоверившей, что большинство сведений секретны, защитникам пришлось сосредоточить всю энергию на том, чтобы доказать, что Клер — слепое невинное орудие в руках несомненного шпиона Дюлонга, что Клер не знал, что он творит».

В итоге профессора Модеста Клера приговорили к расстрелу. Но высшую меру заменили на 10 лет тюрьмы. Однако ученому повезло. Судебная система «отмотала назад». Спустя год дело Клера пересмотрели и его самого реабилитировали. Он вышел на свободу и продолжил преподавать.