« Люк» бессонный. Пятый элемент уральских клубней
Клабберы, рейвы и подшивки « Экзотики»: в конце девяностых — начале нулевых Екатеринбург переживал самобытную клубную эпоху, которая сгорела вместе с легендарным андеграундным « Люком».
Случившийся в 2002 году пожар в клубе «Люк» стал предвестником уральского тусовочного апокалипсиса. Точнее, резкой подмены понятий — ночные заведения поменяли ставку с душевности на имиджевость. Вместе с пеплом развеялись и воспоминания об уральских диджеях — мастерах и коллекционерах техно, хауса и прочих электронных стилей. Ведь тогда именно Екатеринбург был кладовой музыкантов, о жизни которых слагали мифы и легенды, чьи песни попадали в «Диско микс» и «Союз», а пластинки писали за рубежом.
После концерта звезды уральской техно-сцены — Мистера Кредо — мы настолько вдохновились и пропитались этим духом девяностых, что решили найти тех, кто 10-15 лет назад поджигал танцполы, узнать об их судьбах и настроениях. В ностальгический понедельник ЕТВ публикует репортаж, в котором — ответы на вопросы о том, что было, что есть и что будет с уральской клубной культурой и электронщиной.
Actiny:
« Техно — одна из моих сторон. В душе я — лирик»
«А вы вообще как про меня вспомнили? После концерта Кредо? — С Актинием мы встречаемся в студии консерватории — той самой, где в 90-е объединились и смешались звезды всех стилей — от рока до электроники. — Мне после этого концерта несколько человек позвонили. А я ведь вообще там выступать не хотел, тем более с этой программой. Техно я уже несколько лет не играю».
С музыкой у Дмитрия Койнова завязался роман еще в конце 80-х. Эксперименты с электроникой и фиты с певицей Анной Шторм привели к созданию техно-проекта. Далее — англоязычный альбом «Guy from the space», а вместе с ним — образ космического мальчика в компании инопланетянина.
— Мне этот образ Кредо, кстати, придумал. Сказал: «Оденься, я-то ведь в костюме!» Мы тогда все на этой студии писались: Саня ночью, я — утром. Помню, прихожу, а он мне говорит: «Смотри какую штуку я записал!» и включает «Давай лавэ». А я слушаю и говорю: «Саня, ты чё под хачика косишь? Ты же русский!»
— А легенды о вас появились одновременно с костюмом?
— Основная история была о том, что я — иностранец. На дисках толком ничего не писали: что-то по-английски, а снизу небольшим мелким шрифтом фамилии на русском. Поэтому никто особо в подробности не вдавался, да и специально не придумывали — само пошло, короче. Была такая студия — «Мегадэнс», там выпускались западные песни, и в итоге взяли мою. Потому все и решили, что это странная музыка кого-то из-за рубежа. Постепенно правда открылась, и все стали удивляться.
В образе космо-парня с инопланетянином под боком Актиний появился в 1997-м году на сцене КОСКа. «Выступал „Мираж», Фея, Комиссар, ну и мы как местные, но только никто не говорил, что мы местные. Для этого шоу нужно было что-то придумать. Я тогда познакомился с одним парнем, весьма нестандартным, невысокого роста. Решили, что он наденет костюм инопланетянина и выйдет со мной. К тому же там использовался голос инопланетянина — тогда это было модно, как у Scooter, — и я подумал, что кто-то же должен этим голосом петь. Все тогда стояли на ушах», — вспоминает герой.
С космосом, говорит артист, у него особые отношения: за небом следит с детства. Раньше даже был телескоп, правда, недавно его украли. «Космический альбом мы для Европы писали. Несколько песен даже на радио в Германии звучали. Тогда было легко делать музыку: было много энтузиазма и великих целей. Нас было трое — мистер Кредо, „Акрополис» и я. И нас хотели закинуть в Москву. Начали с Кредо, но он ушел к другим людям, и про нас здесь забыли».
Это были 90-е, период « Кармен». Просто это Москва, поэтому они были популярны везде, их показывали на ТВ. А когда люди живут где-то на периферии, то это гораздо сложнее. Вот даже Кредо — сколько бы он ни старался, на вершину не попал
— Сейчас музыка зацикливается на страсти. Вспомните, раньше были песни „Яблоки на снегу» или „Миллион алых роз». А сейчас что? „О, боже, какой мужчина»! И сразу понятно, чем они там занимаются. Музыка стремится не туда, куда мне бы хотелось — в своих песнях я стараюсь не касаться ощущений ниже пояса. Вообще техно — это ведь одна из моих сторон. У меня нет определенного стиля, но в душе я — лирик.
Сидеть в тени Актиний явно не собирается: на очереди очередной альбом, и не без техно. «Я уже связался с зарубежными радиостанциями на фейсбуке. Могу сказать, что альбом будет с электронным звучанием и политизирован — мне интересно то, что происходит в мире. У меня есть песня „Europe is dangerous». И про Украину. И про ООН — «United Nation, save your reputation» — потому что зачем нам нужна такая глобальная международная организация, если она не наказывает тех, кто косорезит по всему миру?»
Sleep Depriver:
« Раньше думал, что электронщина — для тупых. Потом стал играть IDM»
«На мое первое выступление пришли человек пять. Я тогда подумал: „О, нифига себе, это так круто!» Михаил Бойбородин уже давно сменил звуки на картинку: вместо музыки один из первых IDM-диджеев Екатеринбурга сейчас занимается созданием телепрограмм. Еще 10 лет назад его знали под ником Sleep Depriver — дословно „человек, отбирающий сон».
— Все просто: я был против наркотиков и алкоголя, но изменить сознание все равно хотелось. В начале нулевых увлекся депривацией сна. Тогда же начал писать электронную музыку — IDM.
Сначала у меня была рок-группа и песни про секс и дерьмо. Тогда я всерьез думал, что электронная музыка — для тупых. Но однажды мой друг дал послушать Aphex Twin, и я понял, что электронщина бывает еще и интеллектуальной.
В начале нулевых Sleep Depriver начал играть в клубах. «Первое выступление было в Playnet — клубе, находившемся в подвале Горного. Там раньше был компьютерный клуб, поэтому ночью можно было отыграть сет, а утром в соседней комнате играть в „контру». Тогда на мое выступление пришли пять человек — вот нифига себе! И все они думали, что я из Лондона и мне 50 лет. Я только недавно понял, почему так: это друг закидывал мою музыку в один альбом с Aphex Twin, Autechre и Squarepusher. Так мое имя случайно оказалось среди великих британских музыкантов».
— За музыку я денег не брал принципиально, но один раз на ней все-таки заработал, когда написал гимн сельскохозяйственной академии. Тогда вокалистка порядочно нафальшивила, и пригодились мои навыки программирования: на полтона-тон выравнивали ей голос.
Последний раз за пультом Бойбородин появился в 2009 году, но ушел красиво, оставив напоследок сет в жанре чиптюн. Уже несколько лет композиция лидирует на сайте promo-dj. Развязать отношения с музыкой так и не получилось: «Вкусы до сих пор обширные — от классики до нойза, но лютый трэш слушаю реже — жалею жену, она ведь у меня рокерша».
Электронщина не умрет, уж это точно. Но вот какой она будет — я сказать не могу. Я знаю лишь то, что треки, написанные мной 10 лет назад, популярны сейчас: IDM появился в промо-роликах, заставках, а тогда его не было нигде, кроме как у меня в компьютере
Алексей Санников:
« Ставить диски было не круто, все сводили пластинки. А я их продавал»
«Жизнь была скучная: вокруг гопники, а моментов ярких нет», — легендарный уральский техно-диджей Алексей Санников раскладывает на столе флаеры. В нулевых ими заманивали екатеринбургскую молодежь — вот пригласительный на коде Морзе, вот лучезарный Гагарин, а этот флаер сделан на плате пульта дистанционного управления. Им Санников особенно гордится — это воспоминание об одной из первых вечеринок.
«Было уныло, хотелось чего-то новенького. Я связался с поставщиками винила и начал его продавать в Екатеринбурге. Приходил в клуб с сумкой пластинок, диджеи их разбирали — из сотни оставалось штук двадцать. Тогда ставить музыку на дисках было не круто, все сводили винил», — рассказывает диджей.
« Люк» был единственным андеграундным местом, в него набивалось по 150-200 человек. Мы договаривались с « Британским советом» — культурной миссией при посольстве Великобритании. Они помогали привозить в « Люк» звезд, послушать которых приезжали люди со всего Урала
Но в конце 90-х „Люк» уже был на пути закрытия, о чем говорит долгое противостояние с „Городом без наркотиков», многочисленные тревожные инциденты и — как вишенка на торте — большой пожар в здании на Розы Люксембург, подпортивший аппаратуру и декорации. «Думаю, тут еще и сказалась усталость Дениса Евгеньевича [Денис Плотников — директор клуба „Люк» — прим. ЕТВ]. Его можно понять — каждый божий день приходилось работать, за всеми следить, обеспечивать проведение тусовок, поставку алкоголя. Все нужно контролировать, никуда не уехать».
С закрытием „Люка» начала скатываться и клубная культура: на смену музыкальным тусовкам пришли перфомансы, размышляет диджей. «Клубы рассчитаны на два сезона максимум, потом интерес тихонечко пропадает. То же с „Линчем» сейчас — конкуренции вроде и нет, но людей постоянно приходится заманивать».
„Сейчас кризиса в клубной культуре у нас я не вижу, просто все пошло по-другому: в моде перфомансы — с диджей-сетами выступают и Дельфин, и редакторы, и крупные менеджеры. Люди покупают синтезаторы и драм-машины — живые выступления последние пару лет очень популярны. Зрелище, действо, а по бокам, как булка в гамбургере — диск-жокеи», — рассуждает Санников.
Герой признается: пережив личный кризис, он отправился за вдохновением в Африку. Много путешествовал, а сейчас вновь вернулся на Урал. «Екатеринбургу, наверно, нужен клуб типа „Люка» — чтобы люди собирались ради общения и музыки. Вот здание, в котором он был, сейчас пустует. Интересно, а можно там сейчас что-то сделать? „Люк» — это внутренняя коммуникация. Нам нужна внешняя. Может, клуб „Короб»?» — смеется Санников, внезапно задаваясь вопросом: «Интересно, что об этом скажет Денис Евгеньевич?»
Денис Плотников:
« Воспоминаний приятных мало. Это был бред»
«Сейчас достаточно посмотреть по сторонам, чтобы понять — к чему нас это привело», — Денис Плотников, имя которого клабберы произносят с уважением и даже придыханием, процеживает каждое слово, листая старые номера «Экзотики». «Гридин… Где ж ты сейчас, Гридин? Вот, посмотрите, Мистер Кредо. В цирке сейчас выступает», — ухмыляется он.
О прошлом отец «Люка» говорить решительно не хочет: «Мало приятных воспоминаний. Мне просто было необходимо понять, кто я есть. И я понял, что все это мне не нужно. Клуб закрылся, потому что пришло это время. И что мы имеем после этого? Были потуги создать что-то похожее, но ведь даже названий не вспомнить сейчас, а сколько их было, открытых с помпой? Где чо?»
Мы привозили звезд? Да бросьте, их звездами называть — себя не уважать. Дебил, который две пластинки крутит. Он сам-то ничего не придумал, наворовал сомнительного материальчика, а сейчас устраивает представления. Как белые люди у папуасов.
— Всегда и везде находятся люди, готовые за пачку денег исполнять любые желания. Драм-н-бейс, техно — это что, музыка? Это какая-то навязанная нам культура. Люди вообще предрасположены для всяких глупостей — они курят, пьют, слушают громкую музыку, которая разрушает их слуховой аппарат и нервную систему. У них с утра болит голова. Почему? Единственный позитивный момент, который мы здесь можем получить, — это понятие, что людей, которым все это нужно, сейчас очень мало. Если раньше собирались стадионы по 10 тысяч человек, то сейчас сделать такое — подвиг. Я знаю многих организаторов, они убивают себя после каждого концерта, потому что нет людей, готовых слушать это дерьмо. Умные люди такими глупостями не занимаются.
— Мы делали какую-то школу диджеев… Но сейчас мне кажется, что если бы мы их травили, было бы лучше. Потому что диджей — это по большому счету паразит. Ничего не производит, зато потребляет много. И несет негативную информацию, как таракан. Бегает и разносит заразу. Клубной культуры нет. Если она сдохнет завтра, я буду рад. И делаю все для этого, в том числе разговариваю с вами. Русскому человеку это чуждо. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание: я делал все из благих намерений. Мы делали это из интереса, не преследуя каких-то коммерческих целей. Смысл в том, что каждый может делать то, что он хочет, было бы желание.
Фото к тексту: Дмитрий Сальник, Евгений Лобанов.
Особая благодарность за помощь в подготовке репортажа — Sasha Antikvar.